Судовой журнал яхты «АРОН МОИСЕЕВИЧ»,
восстановленный по смутным воспоминаниям Мустафы Леденцовского.
Шереметьево, «Irish Pub», «Duty Free»…
Настойчиво-адмистративный звонок на мобильник Гансу. Терпеливо-успокаивающее в ответ: «Я – в отпуске».
«С отъехалом!», «За плавность хода!», «За бортпроводников!», «За командира корабля летчика первого класса Боженко!», «За парусный спорт!», «За посадку!», «С приехалом!»… Жидкие продукты из «Дьюти Фри» неожиданно быстро заканчивались. Настроение улучшалось. Полиморсос рос на глазах.
Приветливые греческие погранцы. «Калимера», «Паракало»… Сигарета после четырехчасового перерыва.
В Лаврио заметно веселых регатных (включая четверых святых отцов из экипажа «Гиоргины») встречал Валериваныч Шестопалов, профессор из Майами, он же русский тропический яхтенный капитан. Прилетев на сутки раньше, полиморсос он поднимал накануне, а сегодня дальше баночки пива дело не зашло – принимал лодку.
Обнялись. Загрузили на «ARETI», пятидесятифутовую «Beneteau», сумки, разобрались с каютами. Валериванычу достался форпик, Мустафе – кокпит. Довольные, собрались у Мустафы в кокпите. Налили. «С приехалом!», «За встречу!», «За благополучие семьи Валериваныча!», «За то, чтобы ураганы всех нас обходили стороной!», «За парусный спорт!»…
Под краспицей правого борта появились российский триколор и адмиралтейский американский флаг, по левому борту – помимо флага чартерной компании еще и флаг Флориды, а также полноразмерный Леденцовский флаг с утомленным оленем, и вымпел «адмиральского часа».
Валериваныч доложил экипажу о техническом состоянии плавсредства: «Новостей две: хорошая и плохая. Хорошая – более-менее все работает, кроме некоторых приборов. Газ есть. Плохая – лодка сильно заросла, надо чистить днище».
На стопорах уже были наклеены кусочки цветного скотча с надписями фломастером по-русски: «Гика-шкот», «Оттяжка грота», «Закрутка стакселя»… «Для салаг», – догадался Мустафа.
Электрическая лебедка легко смяла мизинец Валериваныча, неосторожно поправлявшего гика-шкот в тот момент, когда Мустафа изучал управление лебедкой, глядя на гик. В Лаврио доктора не оказалось, пришлось на такси с сопровождающими ехать в Афины.
Рентген показал, что кости целы, доктор объяснил, что при правильном уходе мясо должно нарасти. Сиксфингер (а с этого момента юношеский никнэйм Валериваныча вновь обрел актуальность) с сожалением констатировал, что тяжесть травмы никак не соответствовала весомости счета за посещение греческого медучреждения.
Пока капитан Сиксфингер с сопровождающими мотался в Афины, Мустафа вспомнил, что перед сном надо чистить зубы. Полез в форпик за зубной щеткой. Неудачно полез. Бедро болело до конца регаты, синий цвет потеряло только в Москве.
Утро для Мустафы было тяжелым. Не смог до конца выстоять молебен на пирсе. Еле добрел до лодки, улегся в кокпите. С молебна вернулась просветленная команда. Налили. Постепенно оклемался.
Поскребли с тузика щетками днище в районе ватерлинии. Местами показалась краска. Попытались веревкой, заведенной под днище с носа яхты, отдраить крупные наросты ракушек. Веревку измочалили, ракушки остались на месте.
Холодильники заполнены, под пайолами – овощи, все подходящие пространства заняты упакованными в стеклотару жидкостями. В GPS вбит маршрут, CD-чейнджер забит под завязку правильной музыкой. Надели командные желтые майки и черные бейсболки с символикой «Areti». Отдали швартовы.
Началась стартовая процедура. «Десять минут…», «Пять минут…»… “Areti” счастливо удается увернуться от столкновения с рискованно маневрирующей яхтой соперников. «…Пять, четыре, три, два, один, СТАРТ!». Началось! Вот она какая, РЕГАТА!
Курс – на Каристос. Полный бакштаг. Ветер – то что надо! Лодка летит. «Jat», тем не менее, летит еще быстрее, он далеко впереди. Неправильное у них название, это – «Jet»!. «Да у них парусов больше! У них – полный грот! У них – лодка новее! У них – брюхо гладкое! Они воду сливают перед стартом!» – все верно, но досадно.
При повороте через фордевинд зазевавшегося Мустафу стегануло по руке гика-шкотом. Рука вздулась. Перевязали, выпили за успешное окончание травматического периода.
Ветер кончился. Встали. Сзади подтягиваются соперники. «Маленькие» (сорокапятифутовики) потихоньку обходят. Обошла и «Астролябия», непосредственный соперник. Медленно преодолеваем финишный створ. Досада. Смайнали паруса, пошли чалиться.
«С первым финишем!». На лодку заходят размякшие, довольные друзья-соперники. Капитан Сиксфингер пытает их насчет секретов настройки парусов у «Beneteau 50». Улыбаются, говорят, что никаких секретов нет. Наливаем.
Таверна, маридаки, саганаки тери… Звонок в Майами. Ураган снес крышу. Семья и кошка целы. Слава Богу!
Спать!
Утром – трехсоткилометровый марш-бросок на автобусе в Прокопи, к мощам Иоанна Русского. Уехали не все, оставшиеся предпочли заниматься рангоутными работами и купанием. Боцман Боб сходил за спиртным. Ольга закупила продуктов.
Сильно просветленные паломники вернулись поздно, с иконками, крестиками, фисташками и еловым медом.
Звонок в Майами. Электричество есть! Но нет билетов в Майами у АлИталиа. Майами не принимает. Капитан Сиксфингер мечется в бессилии. Экипаж «Ариши» переживает.
«За благополучие семьи!»… «За…»… Подходят сочувствующие с соседних лодок. Наливаем.
А билетов – нет.
***
После завтрака предпринимаются меры по улучшению турнирного положения. Ольга поднимется на беседке до первых краспиц, пришивает отсутствующий колдунчик к задней шкаторине неработающего грота. Второй колдунчик пришить не удалось – спинакер-фал дальше не идет. Спинакером, судя по всему, на «Арише» не пользовались никогда.
Старт гонки с Эвиа на Андрос, в Батси. Стартовая процедура уже не кажется столь усложненной («на кой начинать ее за 10 минут?»). У экипажа появляются зачатки понимания стратегии гонки. «Ариша» занимает хорошее место, и пересекает линию старта в числе первых трех лодок. Ветер – наш! Шкотовые работают как черти! Ганс с Дюшей, подбадриваемые криком Валериваныча, лихо крутят ужасающе визжащие лебедки, двигают кипу стаксель-шкота, сбивая при этом ограничитель, в воздухе ловят улетающую за борт клюку. Мустафа с Бобом пристроились у электролебедки, благо у Мустафы уже есть успешный опыт работы с ней. Едва сдерживаемый матерок Валериваныча заставляет их смотреть не только на отстающие лодки соперников, но и на колдунчики грота. Впрочем, эффекта особого это не имеет, «Мустафа, б…, потрави!», «набей!» – без этих воодушевляющих воплей капитана грот никак не хочет принимать нужную форму.
Часть лодок соперников – все еще сзади. Сиксфингер пока относительно доволен. Но Маркаров, как обычно, уверенно уходит вперед. Синицын не отстает. Уходит вперед и «Астролябия».
Стаксель-шкотом срывает палубный вентилятор. Удалось поймать.
Ветер хоть и не скисает, но «Ариша» упирается, постепенно пропуская вперед отставших. Мимо проходит «Микинес» Леши Панфилова. Генуя зарифлена. Но идет быстрее «Ариши». Грустный финиш. Грустная швартовка в Батси. Точнее, якорная стоянка. Большим "плотом".
Разбор полета. Понять, почему лодка не едет, а длина – не бежит, – не получается. Верунчик выдвигает гипотезу, что не так зовем лодку. «Может, это и не «Ариша» вовсе, а, скажем, «Арон Моисеевич»?» При произнесении этого имени лодка вздрогнула всем корпусом, и самопроизвольно блямкнула рында… Экипаж притих.
«Ну, что я вам говорила! Это же Арончик!!!» – восторженно кричала Верунчик. «Он нам знак подал!».
Задумчивый экипаж с удивлением обнаружил на носу яхты название «APETH», не соответствующее кормовой надписи «ARETI». С Верунчиком пришлось согласиться. И любимый герой бессмертного произведения Владимира Кунина «Иванов и Рабинович, или «Ай гоу ту Хайфа» Арон Моисеевич Иванов зажил новой жизнью.
Звонок в Майами. Все хорошо. Крыши нет. Сада – нет. Электричество в лаборатории – есть. Билетов у АлИталии – нет… Заходят сочувствующие капитаны, перелезая через леера. Наливаем.
Вкусно поужинали. Пора спать.
Появилась взволнованная Алена. Срочно нужно везти к доктору юнгу Женю с "Гиоргины", а Синицын – не в форме. Спустили "тузик", загрузили одетых в спасжилеты юнгу с сопровождавшей его Аленой; подсел медик-биолог Валериваныч – переводчик, знакомый с местным медобслуживанием. Ганс завел подвесной моторчик. Поехали.
Когда Ганс возвращался к яхте, заглох мотор. Ветер дул в сторону моря, туда Гансика и понесло. Все дальше и дальше. Верунчик, поняв, что может лишиться мужа, забегала по палубе, крича: "Мужики, спасайте Ганса, спускайте тузик! Что, Ганс на тузике? Тогда заводите мотор, поднимайте якорь! Ну делайте же что-нибудь!"
Катастрофически темнело. Невозмутимые мужики в бинокль изучали удаляющийся, еле различимый силуэт склонившегося над мотором Ганса. Верунчику захотелось их избить.
Силуэт Ганса распрямился. Тузик поехал.
Спасший сам себя Ганс, взобравшийся на борт "Арона", успокоил чуть не рыдающую жену, принял согревающего тело и успокаивающего нервы средства. Экипаж присоединился.
Повторная ходка за вернувшимися от доктора юнгой, Аленой и переводчиком прошла без происшествий.
На «Жате» шили геную. На «Микинесе» – тоже.
Идем на Тинос. Стартовали гениально! Теперь точно все остальные лодки позади «Арона Моисеевича»! «Арончик» летит, неудержимый и стремительный! Разрыв увеличивается, мы отрываемся от остальных, сопротивляется только «Жат», по привычке забирая мористее. «Гиоргина» жмется к берегу, все больше отставая. «Ну, Арончик, давай! Покажи им, что ты лучше всех! А Синицыну за то, что он тебя «Амареттой» зовет, больше не наливать! Жми, Арон Моисеевич!»
Валериваныч счастлив: лодка идет! И хорошо идет! И колдунчики правильно колдуют, и шкотовые не зевают, и орать на них не приходится! Эх, хорошо!
В пять секунд сникают паруса. Словно в стену уперлись. Ветра нет вообще! Сзади не спеша накатывает регата, на инерции обходит «Арона», медленно уходит вперед. Те, кто мористее – тем легче, паруса не так полощут. А вот и Синицын ветерок поймал, не зря он под бережком крался! Знает, Старый Морской Волк, исходивший все греческие моря вдоль и поперек, секреты местных погод и ветров! И ведь идет-таки! И все бодрее и бодрее! А мы уже в море поползли на обрывках дыхания ветра, и вот у нас уже не волны вокруг – зеркало! Свистим в восемь свистков – без толку. Стоим прочно. Как утюг с приклеенным слоем наждачной шкурки на листе резины. До берега, то есть до ветра, добираться часа полтора. Дальше в море не намного веселее, да и туда не доползти…
Камбузная команда (Ольга, Верунчик и Надюша) сварила замечательный супчик. Наливаем. Обедаем. Купаемся.
Надоело. Объявляем о выходе из гонки, запускаем шершавого. Валериваныч, потеряв интерес к происходящему, идет спать в салон.
Добравшись до ветра, ставим грот. Уже веселее. На подходе к проливу между Андросом и Тиносом появляется желание его зарифить – ветер всерьез крепчает. При тридцати шести узлах на анемометре убираем его совсем. Ветер меж тем продолжает крепчать. Насвистели… При цифре «44» пришлось разбудить капитана.
«Финишировали» третьими, после «Жата», жалко, без зачета результата. Зато в марине можно было швартоваться где угодно – ни одной лодки с российским флагом под краспицей (если не считать «Жата»). Синицын ждал последних до темноты.
Позвонили в Америку. «Все нормально, гоняйтесь дальше». Валериваныч нервничает. АлИталиа держит марку, никаких тебе билетов.
Заглянувший Панфилов тостует за семью Валериваныча. Выпили за это. Потом еще. Зашел Маркаров. Снова выпили за семью.
Синицын пригласил к себе на «Гиоргину». Отцы замечательно пели. После коронной «Шпаги и сердца» в исполнении отца Александра потрясенный экипаж в задумчивости потянулся спать.
На «Жате» шили геную.
Утром генуя была там, где ей положено быть. Не на шканцах.
Небольшие маневры в марине – желавшие пораньше выйти шведы были заперты вторым «пыжом» российских лодок. Шведов выпустили, но те в суматохе прихватили наш кранец. Ясно, что не со зла и не от жадности. Тем не менее, кранец было жалко.
Кормовой швартовый конец на «Гиоргине» был короток. Мустафа, протянув кормовой через рым, подтягивал «Гиоргину» к пирсу. Синицын попросил его завязать конец беседочным узлом. Не слишком проснувшийся, позавтракавший «ципурой» Мустафа задумался, – при натянутой, как струна, веревке, беседочный узел не вязался никак. Нагнулся, чуть ослабил конец, сделал калышку, услышал окрик Синицына: «Ты что делаешь?!». Понял, что делает что-то не так. Выпрямился, растерянно подтянул канат, начал думать всерьёз, как без калышки завязать «беседку». Подбежал раздраженный Синицын, нагнулся, ослабил канат, сделал калышку, завязал беседочный. Торжествующе и с упреком посмотрел на Мустафу. Мустафа от позора не знал, куда деваться. Успокоила Алена: «Когда Синицын орет – трезвый-то народ пугается и перестает соображать. Не расстраивайся!».
Чтобы успокоиться, посадил ранее оторванный вентилятор на клей и огромные саморезы. Держится мертво.
Командующий по закупкам, Ольга, провела ревизию съестного на борту. Съестного хватало. Не хватало воды. Питьевой. Втихаря свалила в магазин и притащила, сгибаясь, две упаковки. Мужики устыдились.
С водой на «Ароне», надо сказать, происходили невероятные вещи: Залившись под пробки утром, вечером экипаж иногда обнаруживал пустые танки. При полных танках она иной раз отказывалась течь из кранов. До конца регаты лучшие архитектурные и биологические умы эту загадку так и не разгадали.
Пришел прогноз по Кикладам. Невеселый. Перспектива три дня пережидать на Тиносе одиннадцатибалльный шторм никого не радовала. Путь на Миконос был заказан. Собрание капитанов дало всем регатным один час на разграбление прекрасного городка и поклонение чудотворной иконе Богоматери. Через час – старт на Сирос.
Город провожал русскую регату парадом оркестров и упитанных школьниц.
Старт, по обычаю, удался на славу. Мы – впереди! За «Жатом». Валериваныч – гений старта! Хороший ветер, хорошо идем! Нет, за «Жатом», конечно, не угнаться, вон он уже где, почти на горизонте! Поймал свой ветер… Что ж, идем к нему.
«Жат» встал. Попал в «лужу», как объяснит потом Маркаров. Но мы-то уже тоже к этой «луже» подъехали! А слабый ветер для «Арона» – смерть!
«Тактик, куда идем?» – вопрос Валериваныча, адресованный Гансу, убедившему экипаж и капитана, в том, что нужный ветер он чует своей косичкой, того не смутил. «Двигаем к берегу – видишь, Синицын уже под берегом крадется?» – уверенно ответствовал Тактик. Под берегом медленно ползли «Астролябия» и «Большие Голубые», к которым присоединилась и «Гиоргина».
Через некоторое время, когда «Арон» оказался под берегом, где ветра была не намного больше, чем возле маркаровской «лужи», узрели набирающего скорость «Жата». Недотерпели. Финиш также, по обычаю, был грустным.
На Сиросе наконец-то состоялись запланированные шашлыки. Мясо, закупленное два дня назад, начинало вызывать опасения. На пирс был вытащен мангал, экипажи подтаскивали кастрюли с мясом. Шеф-повар, питерский капитан «Калипсо», с помощью Боцмана Боба творил чудеса. Шашлыки удались.
Песни, тосты, песни… Разошлись после вокально-акробатического выступления отца Александра.
В Майами, слава Богу, нового урагана не появилось. Как и билетов у «АлИталии».
Мизинец начал заживать.
Ранний старт на Китнос, к долгожданному лутровскому горячему родоновому ручью. Хочется погреться. Эгейское море несколько подостыло, а купаться в гидрике – как-то нелепо.
Как обычно, стартовали замечательно. Финишировали не столь блестяще. Не помог даже окрепший ветер.
В крохотной марине Лутры, отделенной от моря невысокой стенкой мола, было тесно и ветрено. Якорь не держал. Обеспокоенные капитаны задолбали Валериваныча противочечивыми советами. Вечер обещал быть неспокойным. Любезный Маркаров, пришвартовавшийся лагом, подвинул свой «Жат», освобождая место для «Арончика». Но после нескольких манипуляций с якорной лебедкой якорь зацепился, остались на прежнем месте. Тем не менее хотелось связать все лодки в большой плот и крепкой длинной веревкой зафиксировать этот плот с другого берега. Мешали дайвингисты, несмотря на ветер и волну снующие туда-сюда по марине на своем резиновом баркасе. Сами дайвингисты (или дайверы?) тоже выглядели резиново-надувными. «Чокнутого профессора» с Эдди Мерфи видели? Представьте теперь еще и «чокнутую профессоршу». И не одну…
Словом, как-то закрепились. Появилась надежда, что ночь пройдет более-менее спокойно.
В Майами, в отличие от Лутры, уже не дуло.
После обеденного перекуса почти вся регата во главе с батюшками, одетыми в походные рясы, отправилась на молебен к местной церквушке, над истоком родонового ручья. Умиротворение и благодать…
Взяли мотобайки напрокат. Пиндос никак не мог поверить, что на Дюшиных правах изображен Мустафа. Убедили, тем не менее.
Пиндос, заглянув в бензобак, объяснил, где находится заправка. Поехали, забрав у него все свои водительские удостоверения.
Мустафа первый раз в жизни сел в седло мотобайка. Если не считать трехминутной поездки на мотороллере «Вятка» в двенадцатилетнем возрасте, опыта езды на моторизованной двухколесной технике не было никакого. Тронулся осторожно, осторожно поехал. Ганс лихо умчался вперед. Валериваныч страховал сзади.
В повороте байк из-под Мустафы уехал. Недалеко. Мустафа не получил даже ссадины. Завел заглохшего строптивца, поехал догонять товарищей.
Наверху, в городке, сойдя с байка, понял, что штормит его вполне конкретно. В местной таверне, где на стенке висел гобеленовый ковер с изображением русской тройки, запряженной в сани, в которых сидели отстреливающиеся от волков люди в шапках, предпочел пиву чашечку греческого кофе. Не помогло.
Надо было ехать дальше… Ехать не хотелось.
Слава Богу, выяснилось, что по случаю национального праздника (какая-то победа над турками) бензозаправка не работала. Не спеша поехали обратно, в Лутру.
Доехали без падений. Мустафа без раздумий сдал байк греку.
Валериваныч подвез к родоновой купальне пивка. Погрузились в горячую воду, из банок отхлебывая живительную влагу. Хорошо!
Когда мимо проплыл разбухший памперс, задумались, а в том ли ручье они лежат? Но негорячий ручеек, протекающий рядом, еще более походил на ливневую канализацию. Пришлось поверить Синицыну и продолжать парить кости.
Городской (или деревенский?) пляж, как выяснилось, был предназначен для выгула местными симпатичными хозяйками своих собачек. Посочувствовали тем, кто в сезон на этом пляже нежится.
Осьминоги в одной из таверн были великолепны. Правда, довольно скоро выяснилось, что это был последний приличный осьминог во всей Лутре. По мере того, как регатные завтракали, обедали, полдничали и ужинали в местном общепите, меню становилось все скуднее. Так же, как и ассортимент выпивки в супермаркете. Лутра не была готова к такому нашествию пьющих и едящих. Назревал голод.
В рыбацкой деревне не было рыбы. На вопрос: «Барабунья?» греки поднимали вверх брови и цокали языком, что означало категорическое «Охи», т.е. монументальное «НЕТ!». На пирсе не было кошек, в обычное время толпами осаждающих яхтсменов. Вот что значит, оказывается, синицынское «Не сезон». Все греки-рыбаки куда-то разъехались играть в свои любимые нарды, рыбу ловить некому.
Кошек, впрочем, не было ни на одном из пирсов, где чалились регатные лодки.
***
Бодрый Валериваныч, усадив за собою Ольгу, двинулся в горы на почти принадлежащем ему байке (права лежали в кармане). Ольге скоро захотелось самой попробовать прокатиться.
Тут же вернулись на «Арончика», нашли бинты, пластыри, перекись… Нет, с травматизмом, как оказалось, на лодке еще не было покончено.
Слава Богу, в Майами черепица по воздуху уже несколько дней не летала.
Утром ветер слабее не стал. Двадцать шесть на анемометре. Но стоим хорошо, надежно.
Озабоченные капитаны периодически собираются на «Гиоргине». Самая интересующая всех тема – прогноз погоды. Прогноз пока неутешительный. В море, судя по всему, ветер за тридцать узлов, и тенденции к снижению не наблюдается. Весь горизонт – в барашках. Пока это не очень пугает: по программе регаты сегодняшний день – день отдыха.
Боцман Боб основательно опустошил местный супермаркет: день рождения дочери. Налили, поздравили.
Делать было решительно нечего. Святые отцы раздолбали гражданских в футбол. На «Гиоргине» прошел чемпионат регаты по «морскому козлу». Наступил момент истины. Команда «Арона», состоящая из Ганса и Боба, «сделала» сборную команду регаты, представленную Синицыным и Валентином с «Астролябии». И не просто «сделала». Проигравшие получили почетное право именоваться «козлами с яйцами». Боцман Боб посвятил победу своей дочери.
Юнги Дюша и Надюша за тридцать евро сняли роскошный номер в местной гостинице. Очень хотелось помыться по-человечески. Экипаж этот поступок благословил, с полотенцами пошел к ним в гости.
Ветер не ослабевал. Капитаны периодически совещались, тоскливо поглядывая на неработающий анемометр «Гиоргины». Темнело.
В Майами наступил жаркий, неветреный день.
Перевели часы на зимнее время. В связи с непогодой Мустафа изменил своей привычке спать в кокпите. Разобрали с Валериванычем стол, устроили шикарное двуспальное лежбище.
Будильник Ганса сработал через час после полуночи. Верунчик встала, умылась, причесалась, покрасилась, стала будить Ганса. Удивилась его возмущению. Поскольку возмущение Ганса было убедительным, снова легла спать. Проснулась через три часа, и, решив, что теперь уже точно – пора, пошла варить кофе.
Воды в чайнике не было. Вода стояла в рундуке под спящими Мустафой и Валериванычем. Поразмышляв, поняла, что мужиков придется побеспокоить. Объявила, что ненадолго сделает им плохо, заставила их сдвинуться, достала воду. Шестопалов, осознав происходящее, спросил Верунчика, какая нужда заставила ее делать им плохо в четыре утра. Верунчик посмотрела на часы, удивилась, извинилась и пошла спать. Закрыла рундук и вернула на место подушку после просьбы Валериваныча сделать им уже "хорошо".
Подъем в шесть утра (для Верунчика – уже третий по счету), короткая традиционная (перед гонкой) молитва, быстрый завтрак. Оделись по штормовому: вчерашнее решение капитанского совета – ранний старт на Порос. Предстоит лавировка в очень неспокойном море. Народ нервничает (под народом подразумевается пара юнг, Дюша и Надюша. Они первый раз в жизни на яхте, шторма в их жизни еще не было, если, конечно, не считать семейных размолвок).
Команда начала потеть в своих непромоканцах. Особенно Мустафа: Валериваныч одолжил ему свой гидрокостюм, и тот, натянув гидрик на себя, поверх него еще и непромоканец надел.
Капитаны собирались каждые четверть часа. Предыдущие решения отменялись, принимались новые, которые также отменялись через пятнадцать минут.
Команда «Арона» разделась. Немного налили. По обычаю, тут же появился Нельсон, он же отец Сергий, произнес душевный тост, с удовольствием закусил. Рассказал, что они догадались, как переводится «Жат»: то ли «жидкий гад», то ли наоборот. Все удивились прозорливости святых отцов: «Во, как!».
Совет капитанов отложил старт на полдень. Регатные разбрелись по острову.
Боб скупил остатки спиртного в супермаркете. С продуктами в маркете было еще хуже.
В половине первого стартовали. И вовсе не на Порос, а, как и планировалось ранее, в Мерикас, небольшую бухту с западной стороны острова, куда вчера не доехали на мотобайках по причине «утомленности» Мустафы. И стартовали не десятью лодками, а четырьмя. Точнее, вышло из бухты четыре лодки, но «Аврора» вдруг передумала, и повернула обратно. Оставшиеся в Лутре капитаны мотивировали свое нежелание стартовать в этой штормовой гонке безопасностью неподготовленных экипажей, утомленностью и прочими уважительными причинами. «Мэй дэй»…
Маркаров, тем не менее, собирался на Порос. «Жату» очень хотелось кокорецы, которой до сих пор так и не удалось никому из регатных насладиться. «Не сезон!». А на Китносе уже вообще заканчивалась еда.
Симпатичные белые барашки (при взгляде из бухты) оказались довольно приличными волнами. Метра по два с половиной. Ветер навалился на яхту всеми своими тридцатью (с большим лишком) узлами. Стало неуютно.
Поставили паруса, разумно их зарифив. Кокпитные матросы принарядились в спасжилеты. Шкотовые и капитан нарядами пренебрегли: капитан держался за штурвал, шкотовые – за шкоты.
Обошлось без фальстарта. «Арон» пошел в море левым галсом, стараясь держаться к ветру как можно острее, «Принцесса» и «Гиоргина» предпочли правый. Почти упершись в берег, лавировались, и пошли навстречу «Арону», также поменявшему галс. В момент, когда курсы лодок почти пересеклись, над ними завис вертолет, с которого некоторое время изучали этих сумасшедших русских. Убедившись, что под ним – не самоубийцы, вертолет улетел.
Волны, меж тем, меньше не становились. Скорее, наоборот. Мустафа потом спорил с Синицыным относительно высоты пары-тройки «девятых валов», настаивая на шести метрах, Синицын, обвиняя Мустафу во впечатлительности, говорил о высоте краспиц, об перспективных оптических искажениях и уверял, что волны ну никак не были больше четырех с половиной – пяти метров.
Юнгам Дюше и Надюше было не до этих глазомерных тонкостей. Дюша был занят на шкотах, Надюша, мужественно улыбаясь, смотрела на горизонт. Когда кряхтящий «Арон» ухал вниз с водяной горы высотой то ли шесть, то ли четыре с половиной метра, зарываясь затем носом в волну, и из салона доносился грохот вываливающейся из шкафчиков посуды, улыбка на лице Надюши становилась фарфоровой, Дюша, горя отчаянно-веселыми глазами, деловито поправлял концы шкотов.
Ветер не унимался. Пришлось еще подрифиться. Маркаров потом говорил о сорока узлах на анемометре. На «Ароне» на анемомертр не смотрели.
«Принцесса» обошла «Арона» с наветра. И ей хватало высоты, чтобы обогнуть мыс, не лавируясь. «Эх, не можем мы острее идти!» – сетовал Валериваныч:- «Она градусов на тридцать острее идет!».
Пришлось еще крутить повороты. «Принцесса» уходила к горизонту. Но зато Синицын отставал! Вечером выяснилось, что у него лопнул грот, но сейчас, в гонке, вид отстающей «Гиоргины» вселял оптимизм в экипаж «Арона», что они еще поборются за второе место, что не все еще потеряно в смысле спортивного результата!
За мысом стало потише. На чистом фордаке, поставив паруса «бабочкой», «Арон» летел к финишу. Валериваныч, доверив руль Ольге, начал изучать в бинокль «Гиоргину». «Что-то с гротом у них неладно» – подвел он итог своих изысканий.
Валя Зубков, молодой капитан «Принцессы», уточнив у Синицына место финиша, через некоторое время объявил, что «Принцесса» финишировала. «Арон» гуднул в ответ на гудок из баллончика победителей гонки, и первым пришвартовался в марине Мерикаса. Первая победа своем классе! Правда, класс был представлен одним «Ароном». Заработали очко с четверью. Не густо. Но, тем не менее, за победу выпили с огромным удовольствием.
Навели порядок на камбузе. Ничего не разбилось и не разлилось. Форпик же представлял из себя грусное зрелище: удары о волны не прошли бесследно, и все барахло Мустафы было сброшено с верхней койки на пол. Но самое главное – люк, как оказалось, не был полностью задраен после подъема якоря в Лутре, и изрядное количество воды попало внутрь. Предстояла генеральная просушка вещей.
Пришла «Гиоргина» с рваным гротом. Что-то там отвалилось на топе мачты у «Принцессы». Потери на «Ароне» были минимальны.
Кошек на пирсе Мерикаса не было. Дурной знак. И точно, из рыбы в тавернах – только маридаки, этакие жаренные рыбные семечки. Калорийно, конечно, но семечки иногда надоедают…
Тем не менее, вкусно поужинали в семейной таверне рыбными котлетками и жаренными цукини. Капитан объявил, что с этого дня Дюша и Надюша из юнг производятся в матросы. Экипаж объявил Надюше выговор за то, что она не кормит команду столь волшебно-вкусными лепешечками их кабачков. Надюша покорно с выговором согласилась. Надо сказать, Надюша в первый же день была назначена «Виноватой за все», и с честью справлялась со своими обязанностями. Успевала, правда, и на камбузе что-то вкусненькое приготовить, и фотографировать направо-налево, и еще уйму дел по яхтенному хозяйству. А как старательно лодку откренивала при своем полуцентнерном весе! Одним словом, должность эта на яхте – нужная, благодаря ей морально-психологический климат в команде всегда прекрасный. То есть полиморсос – на должном уровне!
Возбуждение после штормовой гонки улеглось. Занялись починкой сломанного стола в салоне. С помощью спичек, герметика и саморезов удалось добиться более-менее приемлемого результата.
Суббота заканчивалась. В Майами уже наступило воскресенье.
На «Гиоргине» шили грот. Валя Зубков на фоне темнеющего неба колдовал на верхушке мачты.
Ночь была беспокойной: один за другим подходившие паромы вывозили припозднившихся греков, поднимая при этом жуткую волну. Мотоциклисты, как и на Поросе, гоняли по набережной, создавая страшный шум. Мустафа в своем кокпите не выспался, встал угрюмый.
Позавтракали. Синицын связался с Лутрой. Договорились с лодками, проигнорировшими вчерашнюю гонку, о встрече возле южного мыса Кеа. Залили полные танки воды, которая опять куда-то за ночь подевалась. Завели шершавого, пошли на Кеа, к южному маяку.
Старт! Все замечательно, опять не проигрываем. Пока. «Жат», правда, быстро все поставил на свои места. Наши заполненные водой танки не играли никакой роли – Маркаров лихо ушел в отрыв. Надо заметить, появление его на старте было неожиданностью – на Порос вчера ушла «Астролябия», а вовсе не «Жат», как оказалось. Судя по всему, сорок узлов по ветру были зафиксированы на «Астролябии».
На финише, который сегодня принимал Синицын, разыгралась драма: наезжавший сзади на кислом ветре «Большой Голубой», нырнув за корму «Арона», первой пересек воображаемую линию между «Гиоргиной» и маяком. Разочарованию не было предела. Смайнали паруса, от огорчения даже выпить не хотелось. Заработали призовое очко, никак не влияющее на конечный результат.
На грустно-люминесцентный огонек кокпитного фонаря слетались капитаны. Панфилов, Зубков… Поздравили растерявшего на острове экипаж Зубкова с днем рождения, с удовольствием выпили. Верунчик стала расспрашивать Валю, как давно он занимается парусным спортом, рассказала о своем сыне-экстремале. И вдруг, услышав имя сына Верунчика, Валя преобразился, как юный пионер, встретившийся с человеком, видевшим Ленина. «Нет, вы правда – мама Макса?!» «Правда…» – растерянно отвечала Верунчик. «А вот и папа Макса сидит» – указала на Ганса. «Нет, правда?!» – не унимался Зубков. Пришлось звонить в Москву Максу, чтобы убедить Валентина. Убедили. Счастливый, улыбающийся именинник пошел спать.
Телефон в Майами не отвечал.
Валериваныч, давно отчаявшийся купить у «АлИталиа» билеты, в какой-то момент решил дострадать эту регату, бороться за победу, насколько позволяет «Арон». «Арончик», правда, команду не баловал. Сегодняшняя гонка тому пример. И сколь не ори на Мустафу благим матом: «Мустафа, б…, да потрави, а не набивай грот, не видишь, у тебя парус уже плоский!» – на скорость лодки это влияет слабо (кстати, а может ли мат быть благим? Надо выяснить).
Расшатанные ураганом, проигрышами (или невыигрышами), ципурой, «АлИталией», сочувствиями стальные нервы капитана Сиксфингера не выдержали. Взрывной волной накрыло Мустафу. Мустафа, конечно, пригнулся, но было поздно.
Пошел договариваться с Маркаровым, чтобы тот в следующую регату взял его шкотовым. Маркаров без объяснений отказал.
Мустафа расстроился, налил стаканчик ципуры, набил трубочку.
Ночь в кокпите прошла спокойно.
Утро было ужасным: два пиндоса кувалдами рушили навес у неработающей таверны, напротив которой пришвартовался «Арон». Вместо того, чтобы спокойно разобрать этот злополучный навес, начиная с кровли, они бесконечно долго крушили колонны-подпорки. Вся конструкция с жутким грохотом осела, едва не погребя под собой молотобойца, выскочившего из под нее в последнее мгновение.
Точно, «не сезон»…
Последний в регате старт. Ветра нет. Все идут под шершавым до южного маяка островка Макрониссос, в надежде, что в проливе между островком и материком задует.
Собственно, эту гонку проиграть мы не могли никому – «Арон» опять был единственным в классе. Маркаров решил в гонке не участвовать: очков – выше крыши, вчерашняя-то гонка была лишней.
Хороший старт. Боремся! Хотя с ветром – не густо.
На «Гиоргине» отец Александр, используя свои акробатические навыки, бойко переносит шкотовый угол генуи с борта на борт. Подтягиваются.
Петя Шубравый, выпивший накануне меньше обычного, решил хлопнуть дверью. Оседлав свою струйку ветра, потихоньку тянется на своей «мыльнице», ELAN i434, к мысу у входа в бухту Лаврио. Мыльница мыльницей, но – новая, идет острее нас градусов на двадцать-тридцать. Удаляется. А нам – опять лавироваться.
Финишируем. Финиш принимает Шубравый. Первым поздравил нас с победой в гонке. В своем классе. Мы – его. Просто с победой.
Швартуемся.
Грустно. Не от результата (с этим все уже давно смирились). От того, что все закончилось.
«С приехалом!» Тост прозвучал без традиционной бодрости.
Экипаж выстраивается на шканцах. Спускаем многочисленные флаги.
«Арон» перестал быть «Ароном». Теперь он просто «Areti».
Приходит мысль: места для Переходящего Красного Знамени победителя гонки под краспицами – просто не было. Может, потому и не было побед?
Наливаем. «За окончание…», «За экипаж!», «За капитана! Он – самый лучший!»
Самый лучший капитан, поговорив с Гохманом о секретах настройки грота на «Beneteau 50», несколько успокоился, даже досада на Мустафу прошла: «В следующий раз, когда будем выбирать лодку, надо обратить внимание на название. «ARETI», то есть «Достоинство» по-гречески, – красиво, но как-то очень монументально. Нет движения в этом слове. Может, потому и не летим. Известно же: «Как вы лодку назовете, так она и поплывет». Заняли достойное, призовое, третье место. Из трех. Вот за это и выпьем».
Пиндос Вагелис приехал принимать лодку в момент, когда все регатные отъезжали на автобусе от пирса в удаленную таверну для награждения и генеральной завершающей пьянки. Проверил имущество, такелаж. Сошлись на сотне евро (украденный кранец и израсходованное топливо). Уговаривал обращаться к нему за лодками, обещал чудовищные скидки. Правда, Мустафа потом в Москве долго решал проблему возврата страхового депозита.
До таверны добрались на вернувшемся за ними автобусе. Было весело, вкусно, сытно, остро, пьяно, шумно, дымно…
Ночью провожали Валериваныча. «Алиталиа» сжалилась, путь на Майами был свободен.
Афинский аэропорт, вежливые, улыбчивые греческие погранцы… Закупка ципуры в товарных количествах… Взлет.
«За парусный спорт!», «За бортпроводников!», «За командира корабля!»…
Багаж в Шереметьево получили нераскуроченным. Неужели грузчики перевоспитались? Тьфу-тьфу, не сглазить бы!…
Поворот ключа в замке. Где ты, мой любимый диванчик?
«Боинг» АлИталии летел над Атлантикой.
С невнятных слов Мустафы Леденцовского записал Александр Долинин 14.11.2005