Юньга-переросток, отданный 9 дней тому назад в ученье экипажу яхты "Домна", в ночь под Пасху не ложился спать. Дождавшись, когда экипаж уляжется, он достал из штурманского рундучка обгрызенную авторучку и, раскупорив непочатый рулон туалетной бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и иллюминаторы, покосился на зелёный талисман "Сталеварчик" и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на банке, а сам он стоял перед банкой на коленях.
– Милый дедушка ПОЛИМОРСОС*! – писал он. – И пишу тебе письмо. Поздравляю Вас с Пасхой и желаю тебе всего. Нету тута у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один в надёже и остался.
Юньга перевёл глаза на тёмный иллюминатор, в котором мелькало отражение фонарика, и живо вообразил себе ПОЛИМОРСОСа – главного защитника моряков и юнгов особливо. Это могучий, строгий, но необыкновенно добрый человек лет 67-ми, с вечно смеющимся лицом и чуть-чуть пьяненькими глазами. Днём он ходит под парусом или прокладывает курс, ночью же носит кепку набок и блестит золотым зубом. За ним, умильно виляя хвостом, всюду следуют рыбка Барабулька и судовая швабра Мордотычка, прозванная так за неистребимое желание целоваться взасос.
Теперь, наверное, ПОЛИМОРСОС стоит у причала, щурит глаза на ярко-жёлтый свет маяка и, притоптывая тапками на белой подошве, балагурит с бабами нимфов и наядов. Он всплёскивает руками и, хихикая, щиплет то швабру Мордотычку, то грудастую бабу-наяду.
"Метаксы нешто нам дёрнуть?" – говорит он, протягивая бабам нимфов и наядов пластиковые стаканчики.
Бабы выпивают и крякают. ПОЛИМОРСОС приходит в неописанный восторг, заливается весёлым смехом и кричит: "Бубён'ть!".
Дают выпить и Барабульке с Мордотычкой. Рыбка кашляет, крутит мордочкой и, обиженная, отгребает в сторону. Швабра же из почтительности не кашляет и вертит хвостом.
А погоды стоят великолепные. Море – зеркало, ветер – форвинд 20 узлов. Вся лоция вырисовывается на небе весело мигающими звёздами так ясно, будто бы и не лили на неё никогда красного вина из целлофанового пакета…
Юньга вздохнул, обслюнил кончик авторучки и продолжал писать:
"А вчерась мне была выволочка. Капитан выволок за последние штанцы на палубу и отчесал лебёжьей рукояткой за то, что концы не по-ихнему забухтовал. А на этой неделе Штурман велела мне узлы выбл неприличные вязать, а я начал не с того конца, а она взяла и порвала у меня на глазах верёвку шкотовую. Боцман и Мореход из меня аутригер делают, посылают в супермаркет за Метаксой и велят стрелять у Капитана сигары, а он не даёт.
А еды нету никакой, только спиртное, но и то – жидкое. Утром дают пива холодного, в обед – вина вкусного из пакетов и к вечеру кроме Метаксы ихней – ни-ни, а чтоб чаю или щей, то экипаж их и сам не видит, а только лодочки соседские "наедает".
А спать мне велят в форпике с партнёрами разными, а когда ветра нет, я вовсе не сплю, а свищу губьями треснутыми.
Милый ПОЛИМОРСОС, сделай божецкую милость, пришли нам ХОДА', нету никакой моей возможности штиль терпеть".
Юньга покривил рот, потёр своим грязным кулаком глаза и всхлипнул.
"А Греция – страна маненькая. Острова все каменные и пиндóсов много, а хлеба чёрного вовсе нет, и дельфины добрые. А раз я видел в одной лавке: верёвки прямо на вес продают – очень стоючие, даже такие, что нашей Штурману не порвать. И видал ещё лавки винные, где спиртные Метаксные на манер Адмиральских, так что небось евров сто, а то и двести кажное… А в рыбных лавках и угоря, и макрели с хеком разные, и тельцы октопусные, а в котором месте их клюёт, про то не сказывают.
– Милый дедушка ПОЛИМОРСОС, – продолжал Юньга, – Христом-богом тебя молю: пришли ХОДОВ. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то мне штаны "уткой" порвало и кушать нежидкого страстно хочется, а скука без ветра такая, что и сказать нельзя, всё плáчу. А намедни меня гиком по башке зачепило, так что упал и насилу Метаксой очухался. А ещё Штурман всё грозится стаксель набить и "пузу" оттопырить.
– Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, пришли ХОДОВ, а то помру… А если ХОДОВ пришлёшь всем, то будет это хорошо, только нам чуть побольше пришли. А если не пришлёшь ХОДОВ, то всем не присылай тоже, но нам чуть получше не присылай.
– Остаюсь твой Юньга, милый дедушка ПОЛИМОРСОС, пришли ХОДОВ!"
Юньга свернул письмо в рулончик, вложил в пустую 2-х литровую бутылку и туго закрутил пробку… Подумав немного, он зачеркнул на этикетке "METAXA" и написал адрес:
В море-океян дедушке ПОЛИМОРСОСу
Потом привычно почесался, подумал и прибавил "БУБЁН'ТЬ!".
Довольный тем, что ему не помешали писать, он выскочил на палубу, широко размахнулся и зашвырнул бутылку в море…
* ПОЛИМОРСОС – Политико-моральное состояние, оно же – дух моряцкий.