Регата!       /Путевые заметки/

В полдень наш парусник бросил якорь в гавани старого генуэзского порта Монемвассия, в виду предмостных укреплений острова. Как хорошо снова ощутить под ногами твёрдую землю! Команда переодевалась, собираясь в город. Дразнящие запахи из таверн заставляли торопиться даже самых медлительных, тем более, что от загарпуненной сегодня утром мурены каждому достался совсем небольшой кусок…

Кто читал подобное в детстве, меня поймёт. Кто может такое написать по собственному опыту, поймёт ещё больше. Море, поющие под ветром снасти, парус, древние города. Что может быть лучше? До недавнего времени и я так думал. Теперь узнал, что лучше – бывает, и называется это – регата. Она отличается от одиночного круиза или чартера примерно так же, как он сам – от водного велосипеда на озере в парке. Отличие это неожиданно и парадоксально.

Обычная наша жизнь легка и не затруднительна, даже на яхте. Ветер стих – и мы заводим дизель, никогда не узнав отчаянья от штиля. Дождь на маршруте – мы идём в ближайшую гавань пить пиво. Лёгкая поломка – и мы уже готовы вернуться. Нам нужны трудности, чтобы испытать радость преодоления.

«Хотели трудностей? – их есть у меня!» – радовался дядька Посейдон, рассыпая сюрпризы щедрой рукой по двум заливам – «Идите, сухопутные, не пожалеете!» И мы не жалели.

День первый: Кто там хотел дождь?

«Это не погода, это [beep] знает что» – ворчит шкип, и я подписываюсь под каждым его эпитетом. Время шесть утра. Где-то наверху, за толстым слоем облаков, уже светает, а здесь – темень, дождь, и в паре миль от нас невидимый вход в гавань Леонидии. Маяка не видно, земли не видно. Воистину, [beep]. Только посверкивают сквозь тьму ходовые огни идущих параллельным курсом яхт, таких же, как мы, фанатиков. Дождь тёплый, и это хорошо. Ещё милю помокли – как занавес раздвинулся. Туча осталась в море, а перед нами – тёмные горы, полоска огней вдоль берега, и самым левым – зелёный огонь маяка. «Маяк слева, заходим между ним и берегом» – бормочет шкип в мокрую рацию. От одежды идёт пар, мы идём со скоростью ветра и воздух кажется неподвижным.

Швартовка? Ночью? – Нормально, главное, чтоб не в ветер, хотя зыбь с моря добавляет радости. Слева по борту бросают якорь наши попутчики – о, и вправду, наши, регатские. «А что ж на связь не выходили?» – «Да, я один был на вахте, а рация внизу, чтобы не промокла».

Яхты заходят одна за другой. Мы принимаем швартовы, как предписывает морская вежливость: причалил сам – помоги другому. Все экипажи разные, по-разному заходят и швартуются. Вот серый полугоночник, на весь процесс ушло секунд двадцать и пара слов шкипера. Сразу видно, народ к морю привычный и ходят часто. Вот большая белая «Бавария» – курсантская яхта, тот ещё грузовик. Народ стоит по местам заметно напряжённый, но яхта рулится правильно и швартуется чисто, под негромкое сопровождение одесской речи с палубы – капитан-инструктор при исполнении.

Приняв яхты, иду купаться. Вода +24, после дождя – вообще теплынь. Над головой – рассвет и радуга, под ногами – цветная галька Леониди, кому расскажешь – скажут: «глюки» – и засмеют.

Первый день специально задуман для неспешной подготовки. Везде проверяют паруса, уже на одной яхте чинят стаксель, на другой пытаются расклинить грот, поминая создателей «Баварии» незлым тихим словом. Курсанты понадевали маски-трубки и ныряют, обследуя подводную часть своей яхты, чистят перо руля – однако, всё серьёзно! К полудню подходит автобус, водила просит «хандрид фифти юро», и вот уже свободные от дел едут в горный монастырь. После воздуха морского – сразу в горный, медовый! Возвращаются впечатлённые и с банками мёда, пропорциональными впечатлению.

Вечером – открытие регаты. Тут и Маргарита (хозяйка таверны) расщедрилась, и наши всего поназаказывали. Рыба, кальмарчики, шашлыки… «И всё-таки, рыбу они готовить не умеют, не-у-ме-ют» – говорит мой сосед и соучастник, уписывая вторую дораду. Расчехляются гитары и идут песни, одна за другой, разные. «Любúте, девушки, простых романтиков!!!» – разносится над ночной Леонидией.

День третий: Ветер по морю гуляет

Ура! Дождались ветра. На лёгкую рябь по воде смотрят и радуются. Отвлеклись от застольных разговоров, в которых уже порвали соперников на ленточки. Забыта досада предыдущего дня, когда этап регаты был отменён из-за штиля. Все готовятся и ждут, когда жёлтый эскадренный буеносец (судейская яхта) выйдет и обозначит старт. Я смотрю на (су)действо со стороны – из-за лёгкости старта мне разрешили принять участие в гонке на борту дружественной яхты.

Ветер совсем лёгкий, колдунчик едва шевелится, и единственный курящий член экипажа бродит по кокпиту, тщетно отыскивая подветренную сторону. Тем не менее ставим грот и ждём старта. Как раз перед стартом ощутимо дунуло, достаточно, чтобы набрать скорость. «Только вот фальстартов не надо» – ворчит боцманша. «Как это не надо? У нас фальстарт – традиция» – отвечает шкипер. В отличие от всех на борту (да и на других яхтах), он спокоен как Терминатор.

Дунули, гуднули, пересекли стартовую линию – и пошли, кто – ловить береговой ветерок, кто – мористее. Свободные от вахты приносят кофе. «Да, тяжёл парусный спорт!» – говорит шкипер, смакуя ароматный напиток. Посматривая на колдунчики стакселя, он почти ложится, держа руль пальцами ноги. Э-эх, было бы на что смотреть! Ветер опять стих, и мы дрейфуем по инерции. Отпускаются всевозможные оттяжки, после чего шкипер удовлетворённо кивает: «В ветер гоняться всякий умеет, а мы попробуем без ветра!» – и меня отправляют откренивать, делать парусу пузо.

Так и движемся, от порывчика к порывчику. Совсем близко впереди нас – курсантская яхта. С неё доносятся звуки гармоники, кто-то в варварском, наверное, эолийском, строе высвистывает ветер. В перерывах между трелями слышен капитан-инструкторский голос: «Подожди пока… сейчас наберём скорость, тогда крути… Леночка, потрави ещё оттяжку гика!» А нам везёт: приходящие порывчики ложатся как надо, и мы, почти не шевельнув снастями, ускоряемся. Хотя, сдаётся мне, у этого везенья есть имя и отчество.

Всё, уже виден финиш, но он прямо под ветром. Становимся «бабочкой», заводим дополнительные снасти, кто-нибудь постоянно отводит угол стакселя. Хмм, швабра в арсенале яхтсмена… Лучше уж крюк, и полегче, и стильнее. Широкий парус норовит хлопнуть, приходится упираться. Позади нас так же расправляют паруса остальные суда регаты, со стороны, наверное, смотрится феерично. Финишируем по-гоночному, в сантиметрах от судейской яхты. М-да, за эти два часа я узнал о гонках на слабом ветре больше, чем за два последних года, и моя благодарность к приютившей меня команде неизмерима. Но, пора к своим, поработать на финише и вытянуть буй. А те, кто говорят, что меня больше влекли вкуснющие запахи из камбуза, говорят так просто из зависти.

Что вам сказать о Монемвассии? Город на скале, за тысячу лет не вышедший из круга стен, где новые жители живут в старых домах, а вместо улиц – лестницы. Тут центральная улица шириной метра три. Здесь дворы гулкие и тихие, у каждого свой запах: апельсинов, корицы, кошек. Улочки ныряют между домами, под стенами, увитыми лозой, уходят под арочные мосты, ты идёшь, уже заблудившись (скажи москвичу, что можно затеряться на квадратном километре – не поверит), карточка в фотоаппарате давно заполнена, а потом, после очередного извива дорожки, вдруг выходишь к подножию стен, к морским воротам. Здесь швартовались триеры, галеасы, флейты, а теперь вот мы. Время здесь несущественно, возраст относителен. Дедушка из местных взбегает по стометровой лестнице быстрее меня, а грозный шкипер, по-мальчишески оглянувшись, лезет на забор за гранатами, с виду зелёными, но сладкими (всё то же, к вопросу о возрасте).

Бросить всё, уехать в Монемвассию, купить задёшево дом – груду развалин, поросшую бессмертником, и отстроить всё заново. По вечерам пить мальвазию, торговаться на базаре с пройдохами-генуэзцами. Дружить домами с Яннисом Рицосом… Может быть, когда-нибудь.

А пока – вечер, ужин на открытой веранде. Недавние соперники поднимают тосты, перешучиваются, вот уже кто-то объясняет манёвр наглядно, изображая яхты ладонями. Завтра гонки. Монемвассия нас дождётся.

День пятый: Яхда – эдо отделаддое пластикоб углубледие в воде

Льёт с утра. Небо серое, море серое, видимость едва километр. Бухта Кипарисси, что в солнечный день сияет голубым и лазурным, сейчас темна и неприютна. Энтузиасты прыгают с пирса в море, а пока скачут до яхты, дождик работает как душ. Между стоящими борт к борту яхтами дрейфуют запахи кофе и слухи.

– Говорят, к обеду будет до семи

– Узлов?

– Ага, щазз, баллов!

– Интересно, старт будет?

– Будет как вчера, кто хочет – гоняется, кто не хочет, говорит, что ветра нет.

– Некоторые с утра на охоте. Поймали и убили (по слухам, затискали до смерти) излишне любопытного осьминога.

– В гостинице живёт русская пара. Обвенчались на Санторини. Вчера поговорили…

– Ну и что, в какой экипаж уговорились?

На судейскую яхту заходят мокрые шкипера. Начинается собрание. Картина напоминает совет в Филях – столик, карта, толпа народу и мало света. Договорившись до чего-то, расходятся по экипажам. «Что решили?» – «Идём до Спетцеса, там дадим старт».

Пока выходим, ветер крепчает: гудит в снастях, срывает верхушки с гребней, свивает в жгуты и швыряет в нас струи дождя. «День обещал быть интересным». Когда выходим в залив, разгулявшаяся волна подбрасывает яхты, толкает в днища. Особенно достаётся тем, кто меньше сорока футов: они время от времени совсем скрываются из виду между волнами. Бедные круглые «Баварии», их валяет, как ваньки-встаньки. Да и у нас винт время от времени молотит по воздуху, к счастью, на очень короткое время.

Через некоторое время все осваиваются с волнами и образуют две кильватерные колонны. Смотрите, на одной яхте уже ставят грот! И ещё одна, а на третьей экспериментируют со стакселем. Наши люди! Все зарываются носами в волну, расплёскивая пену, но держат курс. Зрелище грозное и величественное. «Адмирал Того ведёт броненосную эскадру на Вейхайвей, масштаб 1:6».

На подходе к Спетцесу дождь прекращается, но волны и ветер усиливаются. Семь не семь, но о-о-очень близко. Время решать, даём старт или нет. Боцманша неодобрительно оглядывает творящееся вокруг безобразие из относительной сухости люка: «Мой голос совещательный, но, я думаю, надо идти в Эрмиони». «Какое, нафиг, Эрмиони? Один раз за всю регату ветер! Гоняться!!» – а это говорит покорный Ваш слуга, маньяк-с. Шкипер и судья оглашает в рацию соломоново решение: «Кто хочет, заявляется на старт, кто не хочет, уходит на дизеле». В эфире тишина, и за эти пять секунд тишины я почти теряю надежду. Но вот экипажи выходят на связь, один за другим: «Мы участвуем в гонке». «Мы участвуем» «Мы…». Полугоночник, большая «Бавария», курсанты (кто бы сомневался!),… я не ослышался?… Самая маленькая яхта с самым зелёным шкипером – они тоже? Участвуют!! Ай да люди!!! Значит, будет старт. Другие уходят на дизеле. «Игорь, я иду в Эрмиони, у меня почти все лежат». Что скажешь, морская болезнь, шкипер заботится о команде – всё правильно. Ещё яхта: «В старте не участвуем» – и всё, без объяснений. И ещё. Уходят, так и не подняв паруса. Остальные тянут гроты, у кого на рифах, у кого – полные. В преддверии старта ходят хищными острыми галсами, режут верхушки волн. У команд лица яростно-счастливые. Клянусь Юпитером, это моряки! (С) И.А. Ефремов. Самая маленькая яхта опаздывает к старту, им трудно идти против волн. «Старт засчитывается всем. Начали!»

И были волны. И был ветер. И была гонка. И финиш, у всех – разный, у всех – достойный. Залихватский миллиметраж у полугоночника, идущего острейшим галсом. Финиширует «Бавария», а шкипер, сидящий на носу, даже ногу вытянул, чтобы хоть на десятую секунды да пораньше. Поворот с виражом, с креном и пенным следом, вся команда на палубе. И закатный финиш самой маленькой яхты. Команда слишком измучена, чтобы улыбаться. Плевать на места, народ, вы – победили.

Снова таверна, снова флаг регаты, опять сидим по экипажам. Другой день, другой город. Другие мы? Вслушайтесь в шум застолья. Тосты и здравицы произносят без натужного веселья. Беседуют как равные с равными. В репликах – тень уважения и готовность слушать. Снова научились молчать, для горожан – дар необычайный. Оно потом, конечно, размоется суетой жизни. Но что-нибудь останется.

За неимением фотографий (всё делал с боцманского аппарата), создаю антураж репликами из разговоров, состоявшихся в тот день и в следующий.

– Взяли хорошую яхту, посадили туда чайников с закономерным результатом.

– А Давидыч этак ласково спрашивает: «Что ты собираешься делать?», и я понимаю, что ещё чуть-чуть бы, и уронила гик.

– Не случайно на гоночных крейсерах делается длинный мощный погон гика-шкота – им работают, отпускают на порывах.

– А как же сам гика-шкот?

– Им тоже работают, берётся два матроса…

– На следующий год возьмём что-нибудь совсем маленькое и будем привозить первые места!

– Ага, и с кевларовым парусом. Было, было!

– На волне якорь крепить – то ещё занятие. Это как раз в десять секунд прыгать с трёхметровой вышки, только без вышки. И полный капюшон воды.

– У вас же стаксель рабочий, вы бы его открыли, а на гроте бы рифы взяли – совсем по другому пошла бы яхта. Да хоть завтра попробуйте, а гоняться с нами можете.

– Идём: ветер, волны, нас кидает по-всячески. И тут меня нахлобучивает такая мысль. Ведь даже если что-нибудь случится, если я промокну, заболею, стукнусь, ещё чего – всё равно в ближайшие пять часов никуда отсюда не деться. Совсем другой взгляд на жизнь!

Я думаю, у нас ещё будут поводы для отчётов.

Иван Муравьёв, временно – секретарь сей адвентуры.