Мучительно возвращаясь к реальности после недолгого сна, ощущая сухость во рту и характерную булькающую ломоту во всех членах, он слышал развязно-бодрый голос, повторяющий с завидной, гипнотизирующей периодичностью: “…а Мусоргский - бухал!”
         Ярость поднялась горячей волной к больной голове! – Ну… я…. им… Все, встал!
         Когда ранним утром, после прекрасно проведенной ночи в компании друзей и неограниченного количества спиртного, тебе мешают насладиться последними, слабеющими объятиями Морфея раздражающие посторонние звуки – порой помогает подушка, крепко прижатая к свободному уху.
         Увы! Это был не тот случай. В данный момент оба уха находились в трех метрах от источника этого постороннего звука. И какого звука!
        Эти сволочи врубили Шаова на всю катушку, не удосужившись перевести баланс звука на корму! При этом в кают-компании, где ревели динамики, никого не было. Все были наверху!
        Идиллия, царившая в кокпите, привела взбешенного, вылезшего наверх Командора в состояние быка, разглядывающего красную тряпку (хотя есть мнение, что быки – дальтоники). Сходство усиливал цвет глаз, вызванный недосыпом и количеством выпитого накануне. Если бы кто-то решился сейчас его сфотографировать, то при просмотре этой фотографии был бы обвинен в неумении пользоваться вспышкой.
         Весь экипаж бодрствовал и выглядел вполне отдохнувшим и выспавшимся. Впрочем, бодрость могла объясняться симпатией экипажа к жизненной позиции великого композитора, более того, емкости на столе и в руках этих улыбающихся людей указывали на то, что они эту позицию поддерживают.
        Неблагодарные люди, которых он так старательно и с трудом подбирал, рассчитывая на комфорт и беспроблемное двухнедельное совместное существование в море, на второй день путешествия заставили его усомниться в правильности сделанного выбора.
        Пахомыч… Эх, Пахомыч! Друг, брат, второе “я” - уже не ясно, да и не важно, – как мог он так поступить? Нет, пардон, ЭТУ музыку ставил определенно не Пахомыч!
         Улыбающийся редкозубый пират, давний приятель, ничем и никогда не проявлявший своей сущности, выползшей теперь так неожиданно и неприятно? Пожалуй, не он: Командор как-то копался у него в автомобильном бардачке - не было ни одной кассеты бардов! Все-таки есть музыкальный вкус у этого человека!
         Кэп?… Командор был не в курсе его музыкальных привязанностей, но предположил, что уж Кэп-то наверняка не допустил бы подобного безобразия. Хотя выглядел он сейчас благодушно, если не сказать – счастливо.
         Так, ладно… Ну хорошо, мужики отпадают, хотя это и странно: черствые и грубые от природы существа, чувство такта у них присутствует только в танце, да и то не у всех… Барышни?! Кто из них?
        Конечно, тут сложнее – знакомство с ними, кроме Ленки-однокашницы, было поверхностным – с Жанкой, Аришкой и Ольгой встречался на вечеринках у общих друзей, перекидывался парой слов – собственно, и все. О музыке не говорили… А зря! Надо было девушек инструктировать не только по поводу необходимого на две недели количества купальников!
        Ленка? Невозможно! Правда, за долгие годы, отделяющие их от той прекрасной поры студенчества – вполне могла измениться. Но не до такой же степени! Что за жизнь!
        Командор не задумывался в короткое мгновение своих размышлений–исследований, что пользуется широко известным дедуктивным методом. Вообще-то он был эмпириком-интуитивистом, но об этом тоже не подозревал. Как и о том, что в процессе своего спонтанного дедуктивного расследования он уже упустил важную улику, позволившую бы ему безошибочно указать на виновника его кошмарного пробуждения.
         Экипаж встретил Командора влюбленными улыбками – им его явно не хватало.
        Это, конечно, было приятно, и это сбило Командора с мысли. Однако чувство, вызванное неоднократным упоминанием имени великого композитора всуе, пока еще было сильным. То, что Мусоргский трезвенником не был, уже в который раз утверждал представитель альтернативной конфессии, не одобряющей пристрастия к спиртному. Осуждал, должно быть.
        Командор, понимая, что коль конкретный виновник не найден, решил сделать вину коллективной.
        – Если хотя бы один человек на яхте спит – музыку включать разрешается только при неизлечимом приступе идиотизма! – Командор украсил фразу гармониками и обертонами вибрирующего справедливого гнева. Вроде неплохо изобразил… Экипаж замер с растерянными лицами. Просто сцена из “Ревизора”! Может, пережал маленько?. Ничего, раньше надо было думать!
        Спустился в каюту, лег. “Челентану” вырубил по пути подчеркнуто нервным движением.
        Но все же, кто включил эту гадость про выпивку? Мерзкий вкус во рту напомнил о количестве выпитого накануне. Сейчас он с содроганием представил себе, что опрокидывает стаканчик вина. Понял, что ужасно хочется пить. Попытался понять, чего… Воды не хотелось…
         Тишину нарушал только размеренно работающий дизель. Обычно этот звук его убаюкивал. Теперь стал раздражать. Сон не возвращался. Вернулась головная боль.
        Вот кто-то на цыпочках спустился в камбуз. Звякнула крышка металлического чайника.
– Блин! Какая я коза неловкая! - услышал он чей-то шепот.
Звукоизоляция – отвратительная!
        Незаметно для него дизель перестал раздражать. Прошла голова, и больше ничего не нарушало гармонии его внутреннего мира.
– Нет, зря я так, славные они у меня… Но все же, кто?.. – медленно ворочалась в голове мысль. Вскоре ворочаться перестала.
         Проснулся от тишины. Мотор не работал, и яхта мирно стояла, едва покачиваясь. Тишина была мертвая. Закралось нехорошее подозрение, что утром переборщил с выговором, обидел народ: как-то уж слишком тихо! Остатки сна слетели мгновенно.
– Во дают, они теперь даже не разговаривают! То ли всерьез обиделись, то ли я их построил? – ничего хорошего ни один из этих вариантов не сулил. Слегка испугался сам. Натянув шорты, помчался наверх.
         Яхта стояла в небольшой, уютной бухте, окруженной живописными скалами с редкой южной растительностью пыльно-зеленого цвета. Стояла на якоре. В кокпите на столе была оставлена половина остывшей яичницы и бутерброды. Чайник был еще горячий.
         Но людей не было. Вообще никого! И, что самое интересное, не было никого и в поле зрения. Командор изучил дно рядом с яхтой. Там – тоже никого. Постарался взять себя в руки и проанализировать ситуацию. Исчезнуть бесследно и беспричинно они не могли – не в Бермудском, слава Богу, треугольнике путешествуем. Но ощущение нереальности происходящего только усиливалось. Еще раз взял себя в руки. Рукам было тяжело.
        В голове зазвучала песня Высоцкого про Кривую и Нелегкую. “…Огляделся – лодка рядом…”. Огляделся. Тузика нет. Стало немного легче. Могли, по крайней мере, куда-то уплыть. Только вот куда? Бред какой-то!
        Налил себе виски и закусил яичницей. Вернулась способность анализировать. Сообразил, что раз чайник еще не остыл – экипаж где-то недалеко. Начал изучать берег. На берегу ничего интересного, кроме огромного грота, образованного сомкнутыми скалами, и уходящего вглубь этих скал, не обнаружил. Ясен перец, где они могут от него прятаться. Тем более, что в звенящей тишине бухты стали различимы приглушенные расстоянием и пространством возгласы. Значит, не прячутся. Возможно, не обиделись, а просто решили не терять время и уплыли в этот грот без него.
        Повторил с виски и яичницей. Жизнь налаживалась. Вспомнил, что так и не разгадал утреннюю загадку – кто? Не додумал про девушек. Спустился вниз, начал изучать фонотеку, стоявшую на полочке штурманского стола. Сделал пренеприятное открытие: восемьдесят процентов музыкального запаса составляли барды, из них автор издевательства над Мусоргским владел контрольным пакетом. Командор загрустил: стало ясно, что ежели в ближайшей марине не закупить сидюков, хотя бы и с “сиртаки” - можно считать, что отдых “удался”. Можно топиться прямо сейчас…
        В то же время он отчетливо понял, что всю эту бардовскую подборку мог притащить на яхту только один человек.
        Поднялся в кокпит. Закусил остатками яичницы.
        Визги и смех из гигантского грота стали раздаваться все отчетливее и громче. Показался “тузик”, гордо транспортирующий часть экипажа, окруженный второй его частью, радостно плещущейся вокруг. Впереди торжественно плыл Кэп.
        - Милые, теплые, родные. – Командор почти презирал себя за то, что плохо подумал о своих товарищах и подругах. Теперь он готов был идти с ними в разведку, в атаку, в ресторан – куда угодно, лишь бы простили.
        Но никто не смотрел на него “букой”, не дулся, не дергал плечиком. Все налетели с горящими глазами рассказывать про какие-то страшные норы в скале, куда они все! герои! отважно пролезли, и куда они вылезли, и вообще как было страшно и здорово лезть, пролезать, вылезать, нырять и подныривать, а Кэп вообще ободрал всю спину при проныривании подводного тоннеля!
        Кэп мужественно молчал, сдержанно улыбаясь.
        Командор посочувствовал Кэпу, расспросил про грот. Неожиданно ловко ввернул вопрос о Шаове, как, дескать, удалось собрать все, что было придумано, спето, издано этим мастером колючего словца и нервного аккорда. Кэп простодушно признался, что купил все эти диски, в сущности, недавно.
        Командор предложил выпить за экипаж. Все немедленно согласились, даже Ариша.
        Оставшиеся дюжину дней на яхте Командор постоянно укреплялся в осознании собственной прозорливости, интуиции и умении разбираться в людях.
        
        ПОЯСНЕНИЯ:
1.         “Челентана” - не имя популярного итальянского певца, а звуковоспроизводящая аппаратура на яхте. Как правило, эту роль исполняет автомобильная магнитола, врезанная в стенку.
2.         Тузик – не имя симпатичной собачки-дворняжки, а официальное название надувной лодки. Очень полезная штука, когда спиртное на яхте заканчивается, а яхта не может подойти вплотную к берегу.

        Авторов у этого рассказа – двое (Мустафа и Ольга, она же Чил), это, должно быть, чувствуется по стилю.                   Декабрь 2003